Убийство Милорадовича: во всем виновен неудачник-сладкоежка или все-таки Каховский невиновен!?

До сих пор двумя главными тайнами 14 декабря 1925 года, дня выхода декабристов на Сенатскую площадь, загадками, по поводу которых не могут сойтись во мнении даже изучающие конкретно тот исторический период специалисты, были:

• «пропажа» будущего «диктатора», князя С. Трубецкого;
• роль в событиях прожжённых интриганов и политиков – адмирала Н.С. Мордвинова и М. М. Сперанского.

Но недавно к этим «вечным загадкам» прибавилась третья…

Учат в школе, учат в школе…

Все, кто, худо-бедно, смог осилить школу, знают, что героя Отечественной войны генерала Михаила Андреевича Милорадовича убил выстрелом в «спину слева», одетый в штатское неудачник-сладкоежка (изгнан из полка за долги в кондитерскую лавку), поручик Пётр Каховский.

Меньше народа знает, что на счету Каховского и еще одна жертва – стрелял он и в полковника лейб-гвардии швейцарца фон Штюрлера (Николая Стюрлера в русском подданстве). Правда, результат выстрела в Стюрлера неизвестен: на того тотчас же налетели другие декабристы и прикончили штыками и шашкой.

Версия о том, что именно Каховский убил героя Милорадовича (требовавшего от Николая Павловича отречься в пользу брата Константина со словами «за мной шестьдесят тысяч штыков!») была очень удобна историкам, потому и попала в учебники, надолго там задержавшись.

Разве мог простой солдат (или, наоборот, декабрист более благородного «направления» и происхождения) пытаться убить великого героя? Была даже растиражирована фраза умирающего М. А. Милорадовича: «Слава Богу, пуля не солдатская!»

Только в конце прошлого века и в начале XXI столетия сначала историки, а затем и судмедэксперты обратили внимание на явные нестыковки в показаниях мемуаристов.

Вторая пуля?

Окровавленный мундир Милорадовича, в котором он был на Сенатской, и в котором остались окровавленные прорехи на местах ранений, находится в хранилище Эрмитажа. Но в 2015 году, во время торжеств в честь памяти Милорадовича, историки-любители заметили, что на мундире несколько прорех с кровавыми пятнами. Озадачившись этим вопросом, они подключили к своему «расследованию» судебных медицинских экспертов и профессиональных историков.

Одно из окровавленных отверстий, в районе плеча, вряд ли представляло угрозу для жизни, но могло быть свидетельством того, что в графа всё же выстрелил кто-то из солдат. Во всяком случае, это объясняет загадочные слова уже императора Николая Первого в письме брату Константину после подавления восстания:

«Буду оплакивать его всю жизнь, вторая пуля у меня» (Из книги А.П. Башуцкого «Убийство графа Милорадовича (рассказ его адъютанта)», опубликованный в Историческом Вестнике в 1908 году.

На это ранение можно было бы не обращать внимания, тем более что жизни оно явно не угрожало, а еще современники, описывая события на Сенатской, писали «вслед выстрелу Каховского выстрелили и некоторые (солдаты) из каре». Но дело в том, что, изучая отчеты врачей о попытках спасти жизнь Милорадовича, исследователи наткнулись на нечто удивительное.

Штык и «антонов огонь»

Удивительно, как много врачей успело побывать в казармах Конногвардейского полка, куда отнесли с площади Милорадовича. Почти все светила медицины:

• Иоганн Габерзак, первым остановивший кровотечение;
• Присланные лично императором лейб-медики Рюль и Крейтон;
• Личный друг Милорадовича доктор В. М. Петрашевский, которому одному только граф соглашался доверить операции;
• И. Ф. Буш;
• И. В. Буяльский;
• Н. Ф. Арендт (много позже пытавшийся спасти Пушкина).

Вообще, создается впечатление, что около больного было не протолкнуться, потому что там же присутствовали и камердинер Николая Перового, прислуга. Были и боевые друзья генерала – минимум, генерал К. Ф. Толь и генерал герцог Евгений Вюртембергский, которые и зафиксировали, не сговариваясь, слова Милорадовича о том, что он умрёт оттого, что «в кишках антонов огонь».

Антоновым огнем обычно называли не только гангрену, но и любое неизлечимое воспаление, а с подобной локализацией («в кишках») – это, несомненно, перитонит. Недаром третья окровавленная дыра на мундире Милорадовича была замечена в районе живота!

Заинтересовавшиеся проблемой судмедэксперты и историки (Ю. А. Молин, А. Г. Гончаров ) перелопатили отчеты вышеупомянутой толпы врачей о том, какую помощь они оказывали раненому графу. И с удивлением обнаружили, что:

• операция по извлечению якобы смертельной «пули Каховского» прошла быстро и чисто, требовалось лишь сделать небольшой надрез и пулю извлекли из района грудной клетки обычными щипцами, после чего наложили стягивающие повязки со льдом;
• «по показаниям свидетелей», после этой операции, состоявшейся, приблизительно, в начале второго (то есть более, чем через час после того, как Милорадович в полдень получил рану), Н. Ф. Арендт заверил пациента, что ранение средней тяжести.

К такому же выводу пришли и современные судмедэксперты, анализируя поведение больного и заметки врачей:

• граф был «контактен», в ясном сознании;
• четко ориентировался во времени;
• кровопотеря была не критичной, судя по косвенным данным, артериальное давление находилось на допустимом уровне.

То есть, даже при развитии медицины в 1825 году, больной явно не нуждался в «реанимации» и мог считаться раненым «средней тяжести».

А вот с ещё одним ранением медики ничего поделать не могли: только остановить кровотечение, и, опять же, положить лёд (считалось, что тот сдерживает воспалительные процессы).

Доктор Петрашевский описывает эту рану так:

«Рана нанесена острым орудием в правый бок от поясничных позвонков… до брюшной полости».

Учитывая обильную кровопотерю и ослабление организма другими ранами, получаем тот самый острый перитонит и неизбежную смерть. Причем сам Милорадович, насмотревшийся на раны, поставил себе верный диагноз («умираю: в кишках антонов огонь»).

Кто и почему?

Самое удивительное, что о том, что у генерала была колотая рана живота, все давно знали: князь Оболенский (что уже на площади был выбран новым диктатором вместо скрывшегося Трубецкого) на следствии откровенно признал, что выхватил у кого-то из солдат ружьё и нанес удар в седло коня графа, «возможно, ранив и его самого».

Описания раны живота Петрашевским, как и предсмертные слова Милорадовича, тоже давно всем известны. Почему же до сих пор убийцей считают сладкоежку Каховского?

Можно предположить несколько вариантов:

• правительству удобнее, когда героя убивает не солдатская пуля, и не родовитый Оболенский, а отставной козы поручик;
• Каховский «слишком много болтал» — и до восстания, и на следствии он говорил мятежные дерзости против всей системы власти, Оболенский же никаких особо «тираноборческих» письменных следов за собой не оставил;
• Каховский в любом случае заслужил смерть, руководя убийством безусловно верного престолу полковника Стрюмлера, пусть и «сомнительно верный» Милорадович (напрямую угрожавший Николаю I ) «повиснет» на нём.

  

К какой из версий склоняетесь вы?

И да, кончено, из любви к криптологии, возможна еще одна маловероятная гипотеза: вы обратили внимание на переизбыток врачей у раненного? И на то, что сам граф явно не доверял лейб-медикам, присланным Николаем, попросив оперировать личного друга? Опасное это дело, грозить будущему императору «60-тью тысячами штыков» — сложно с таким жить, того и гляди, врача пришлёт.