Македонский — из патриота в деспота

Свои знаменитые походы на Восток Александр Македонский совершил в 334–327 годах до н.э., в ходе которых были завоеваны огромные даже по современным меркам территории – Малая Азия, Сирия, Египет, Персия. Затем последовал неудачный индийский поход (326–325 года до н.э.), который, однако, не затмил громких успехов молодого царя. Историки до сих пор спорят, какие причины – помимо честолюбия и непомерных политических амбиций – толкнули Александра Македонского к завоеванию Востока? И насколько успешным оказался его военно-культурологический эксперимент по симбиозу Запада и Востока?

Эти вопросы, несмотря на свою давность, более, чем актуальны. Ведь знаменитый полководец по сути осуществил (вернее, пытался реализовать) то, что сейчас принято называть глобализацией – с поправкой на реалии античного мира, разумеется. Причины походов и их последствия следует искать в социально-экономической и политической ситуации, сложившейся в греческом и восточном мирах к середине четвертого века до н.э.

«Запад есть Запад, Восток есть Восток»

Так говорил Киплинг, который не понаслышке знал восточный мир: ведь он жил в Индии и хорошо изучил эту страну, которую, кстати, не смог покорить Александр Македонский. В годы правления отца Македонского Филиппа II греческие города-полисы медленно, но верно доживали свой век. Поэтому родитель будущего завоевателя постепенно приучил их к новой форме государственного устройства – что-то вроде федерации или лиги, которые успешно заменяли замкнутые города-государства.

Персидская держава Ахеменидов, которая прежде была главным противником греческого мира, тоже изживала себя. Ее огромные размеры, многонациональный состав, кричащие различия в культуре, экономике и политике подтачивали ее изнутри. В таких условиях одна сторона неминуемо должна была поглотить другую. И случилось невероятное: маленькая Македония в союзе с ненадежными греческими городами одержала победу над огромной восточной империей. Чем объясняется этот необычный феномен?

Деспотичный патриотизм
Причина феноменального успеха Александра Македонского та же, что и в годы греко-персидских войн – патриотическая направленность войны. Македонский начал свой восточный поход под громким предлогом мести персам за притеснения греков в Малой Азии и за осквернение местных культовых сооружений. И этот лозунг безотказно сработал: воодушевленная греко-македонская армия знала, за что боролась.

В то время как разлагающаяся Персидская держава, раздираемая внутренними противоречиями, ничего не могла противопоставить программе противника. А история не раз доказывала, что неподдельный энтузиазм (особенно, – патриотический), подкрепленный умелой организацией наличных сил, почти всегда творит чудеса. Поэтому греко-македонское войско одержало ряд блестящих побед над персами.

По-видимому, на этом можно было остановиться, но Македонский пошел дальше. Как оказалось, Малой Азии ему было в буквальном смысле мало, и он продолжил завоевания, захватив Египет и вступив в сердце Персидской империи – Вавилон. И тут пресловутый греческий патриотизм Александра Македонского эволюционировал в сторону классического деспотизма. В Египте царь прошел процедуру обожествления и на обломках Персидской державы сам стал восточным деспотом.

Каковы были последствия этой метаморфозы?

Самые плачевные: идеологический раскол в армии, рост оппозиционных настроений, обострение противоречий между греками и македонянами с одной стороны и восточными народностями, с другой – вот неполный перечень проблем, с которыми пришлось столкнуться Александру. Все старания Македонского объединить эллинов и восточные народы наталкивались на стену непонимания: слишком уж разными были их культуры и религии, не говоря уже о политических и социально-экономических системах.

И хотя Македонскому отчасти удалось создать нечто новое на развалинах Персидской державы и на основе дряхлеющих греческих полисов, противостояние Востока и Запада красной нитью прошло через дальнейшую историю человечества и дает о себе знать и в наш либерально-демократический век. Неужели эти две цивилизационные системы обречены на хроническую конфронтацию?